Высоко-высоко, выше гор, ниже звезд, над рекой, над прудом, над дорогой летела Сеси. Невидимая, как юные весенние ветры, свежая, как дыхание клевера на сумеречных лугах... Она парила в горлинках, мягких, как белый горностай, отдыхала в деревьях и жила в цветах, улетая с лепестками от самого легкого дуновения Она сидела в прохладной, как мята, лимонно-зеленой лягушке рядом с блестящей лужей. Она бежала в косматом псе и громко лаяла, чтобы услышать, как между амбарами вдалеке мечется эхо. Она жила в нежной апрельской травке, в чистой, как слеза, влаге, которая испарялась из пахнущей мускусом почвы. 
"Весна... - думала Сеси. - Сегодня ночью я побываю во всем, что живет на свете" 
Она вселялась в франтоватых кузнечиков на пятнистом гудроне шоссе, купалась в капле росы на железной ограде. В этот неповторимый вечер ей исполнилось ровно семнадцать лет, и душа ее, поминутно преображаясь, летела, незримая, на ветрах Иллинойса. 
- Хочу влюбиться, - произнесла она. 
Она еще за ужином сказала то же самое. Родители переглянулись и приняли чопорный вид. 
- Терпение, - посоветовали они. - Не забудь, ты не как все. Наша семья вся особенная, необычная. Нам нельзя общаться с обыкновенными людьми, тем более вступать в брак. Не то мы лишимся своей магической силы. Ну скажи, разве ты захочешь утратить дар волшебных путешествий? То-то... Так что будь осторожна. Будь осторожна! 
Но в своей спальне наверху Сеси чуть-чуть надушила шею и легла, трепещущая, взволнованная, на кровать с пологом, а над полями Иллинойса всплыла молочная луна, превращая реки в сметану, дороги - в платину. 
- Да, - вздохнула она, - я из необычной семьи. День мы спим, ночь летаем по ветру, как черные бумажные змеи. Захотим - можем всю зиму проспать в кротах, в теплой земле. Я могу жить в чем угодно - в камушке, в крокусе, в богомоле. Могу оставить здесь свою невзрачную оболочку из плоти и послать душу далеко-далеко в полет, на поиски приключений. Лечу! 
И ветер понес ее над полями, над лугами. 
И коттеджи внизу лучились ласковым весенним светом, и тускло рдели окна ферм. 
"Если я такое странное и невзрачное создание, что сама не могу надеяться на любовь, влюблюсь через кого-нибудь другого", - подумала она. 
Возле фермы, в весеннем сумраке, темноволосая девушка лет девятнадцати, не больше, доставала воду из глубокого каменного колодца. Она пела. 
Зеленым листком Сеси упала в колодец. Легла на нежный мох и посмотрела вверх, сквозь темную прохладу. Миг - и она в невидимой суетливой амебе, миг - и она в капле воды. И уже чувствует, как холодная кружка несет ее к горячим губам девушки. В ночном воздухе мягко отдались глотки. 
Сеси поглядела вокруг глазами этой девушки. 
Проникла в темноволосую голову и ее блестящими глазами посмотрела на руки, которые тянули шершавую веревку. Розовыми раковинами ее ушей вслушалась в окружающий девушку мир. Ее тонкими ноздрями уловила запах незнакомой среды Ощутила, как ровно, как сильно бьется юное сердце. Ощутила, как вздрагивает в песне чужая гортань. 
"Знает ли она, что я здесь?" - подумала Сеси. 
Девушка ахнула и уставилась на черный луг. 
- Кто там? 
Никакого ответа. 
- Это всего-навсего ветер, - прошептала Сеси. 
- Всего-навсего ветер. - Девушка тихо рассмеялась, но ей было жутко. 
Какое чудесное тело было у этой девушки! Нежная плоть облекала, скрывая, остов из лучшей, тончайшей кости. Мозг был словно цветущая во мраке светлая чайная роза, рот благоухал, как легкое вино. Под упругими губами - белые-белые зубы, брови красиво изогнуты, волосы ласково, мягко гладят молочно-белую шею. Поры были маленькие, плотно закрытые. Нос задорно смотрел вверх, на луну, щеки пылали, будто два маленьких очага. Чутко пружиня, тело переходило от одного движения к другому и все время как будто что-то напевало про себя. Быть в этом теле, в этой голове - все равно что греться в пламени камина, поселиться в мурлыканье спящей кошки, плескаться в теплой воде ручья, стремящегося через ночь к морю. 
"А мне здесь славно", - подумала Сеси. 
- Что? - спросила девушка, словно услышала голос. 
- Как тебя звать? - осторожно спросила Сеси. 
- Энн Лири. - Девушка встрепенулась. - Зачем я это вслух
сказала? 
- Энн, Энн, - прошептала Сеси. - Энн, ты влюбишься. 
Как бы в ответ на ее слова с дороги донесся громкий топот копыт и хруст колес по щебню. Появилась повозка, на ней сидел рослый парень, его могучие ручищи крепко держали натянутые вожжи, и его улыбка осветила весь двор. 
- Энн! 
- Это ты, Том? 
- Кто же еще? - Он соскочил на землю и привязал вожжи к изгороди. 
- Я с тобой не разговариваю! - Энн отвернулась так резко, что ведро плеснуло водой. 
- Нет! - воскликнула Сеси. 
Энн опешила. Она взглянула на холмы и на первые весенние звезды. Она взглянула на мужчину, которого звали Томом.
Сеси заставила ее уронить ведро. 
- Смотри, что ты натворил! 
Том подбежал к ней. 
- Смотри, это все из-за тебя! 
Смеясь, он вытер ее туфли носовым платком. 
- Отойди! 
Она ногой оттолкнула его руки, но он только продолжал смеяться, и, глядя на него из своего далекого далека, Сеси видела его голову - крупную, лоб - высокий, нос - орлиный, глаза - блестящие, плечи - широкие и налитые силой руки, которые бережно гладили туфли платком. Глядя вниз из потаенного чердака красивой головки, Сеси потянула скрытую проволочку чревовещания, и милый ротик тотчас открылся: 
- Спасибо! 
- Вот как, ты умеешь быть вежливой? 
Запах сбруи от его рук, запах конюшни, пропитавший его одежду, коснулся чутких ноздрей, и тело Сеси, лежащее в постели далеко-далеко за темными полями и цветущими лугами, беспокойно зашевелилось, словно она что-то увидела во сне.  - Только не с тобой! - ответила Энн. 
- Т-с, говори ласково, - сказала Сеси, и пальцы Энн сами потянулись к голове Тома. 
Энн отдернула руку. 
- Я с ума сошла! 
- Верно. - Он кивнул, улыбаясь, слегка озадаченный. - Ты хотела потрогать меня? 
- Не знаю. Уходи, уходи! - Ее щеки пылали, словно розовые угли. 
- Почему ты не убегаешь? Я тебя не держу. - Том выпрямился. - Ты передумала? Пойдешь сегодня со мной на танцы? Это очень важно. Я потом скажу почему. 
- Нет, - ответила Энн. 
- Да! - воскликнула Сеси. - Я еще никогда не танцевала.
Хочу танцевать. Я еще никогда не носила длинного шуршащего платья. Хочу платье. Хочу танцевать всю ночь. Я еще никогда не была в танцующей женщине, папа и мама ни разу мне не позволяли. Собаки, кошки, кузнечики, листья - я во всем свете побывала в разное время, но никогда не была женщиной в весенний вечер, в такой вечер, как этот... О, прошу тебя, пойдем на танцы! 
Мысль ее напряглась, словно расправились пальцы в новой перчатке. 
- Хорошо, - сказала Энн Лири. - Я пойду с тобой на танцы,
Том. 
- А теперь - в дом, живо! - воскликнула Сеси. - Тебе еще надо умыться, сказать родителям, достать платье, утюг в руки, за дело! 
- Мама, - сказала Энн, - я передумала. 
Повозка мчалась по дороге, комнаты фермы вдруг ожили, кипела вода для купанья, плита раскаляла утюг для платья, мать металась из угла в угол, и рот ее ощетинился шпильками. 
- Что это на тебя вдруг нашло, Энн? Тебе ведь не нравится Том! 
- Верно. - И Энн в разгар приготовлений вдруг застыла на месте. 
"Но ведь весна!" - подумала Сеси. 
- Сейчас весна, - сказала Энн. 
"И такой чудесный вечер для танцев", - подумала Сеси. 
- ...для танцев, - пробормотала Энн Лири. 
И вот она уже сидит в корыте, и пузырчатое мыло пенится на ее белых покатых плечах, лепит под мышками гнездышки, теплая грудь скользит в ладонях, и Сеси заставляет губы шевелиться. Она терла тут, мылила там, а теперь - встать! Вытереться полотенцем! Духи! Пудра! 
- Эй, ты! - Энн окликнула свое отражение в зеркале: белое и розовое, словно лилии и гвоздики. - Кто ты сегодня вечером? 
- Семнадцатилетняя девушка. - Сеси выглянула из ее фиалковых глаз. - Ты меня не видишь. А ты знаешь, что я здесь? Энн Лири покачала головой. 
- Не иначе в меня вселилась апрельская ведьма. 
- Горячо, горячо! - рассмеялась Сеси. - А теперь одеваться. Ах, как сладостно, когда красивая одежда облекает пышущее жизнью тело! И снаружи уже зовут... 
- Энн, Том здесь! 
- Скажите ему, пусть подождет. - Энн вдруг села. -
Скажите, что я не пойду на танцы. 
- Что такое? - сказала мать, стоя на пороге. 
Сеси мигом заняла свое место. На какое-то роковое мгновение она отвлеклась, покинула тело Энн. Услышала далекий топот копыт, скрип колес на лунной дороге и вдруг подумала: "Полечу, найду Тома, проникну в его голову, посмотрю, что чувствует в такую ночь парень двадцати двух лет". И она пустилась в полет над вересковым лугом, но тотчас вернулась, будто птица в родную клетку, и заметалась, забилась в голове Энн Лири. 
- Энн! 
- Пусть уходит! 
- Энн! - Сеси устроилась поудобнее и напрягла свои мысли. 
Но Энн закусила удила. 
- Нет, нет, я его ненавижу! 
Нельзя было ни на миг оставлять ее. Сеси подчинила себе руки девушки... сердце... голову... исподволь, осторожно. 
"Встань!" - подумала она. 
Энн встала. 
"Надень пальто!" 
Энн надела пальто. 
"Теперь иди!" 
"Нет!" - подумала Энн Лири. 
"Ступай!" 
- Энн, - заговорила мать, - не заставляй больше Тома ждать. Сейчас же иди, и никаких фокусов. Что это на тебя нашло? 
- Ничего, мама. Спокойной ночи. Мы вернемся поздно. Энн и Сеси вместе выбежали в весенний вечер. 
Комната, полная плавно танцующих голубей, которые мягко распускают оборки своих величавых, пышных перьев, комната, полная павлинов, полная радужных пятен и бликов. И посреди всего этого кружится, кружится, кружится в танце Энн Лири... 
- Какой сегодня чудесный вечер! - сказала Сеси. 
- Какой чудесный вечер! - произнесла Энн. 
- Ты какая-то странная, - сказал Том. 
Вихревая музыка окутала их мглой, закружила в струях песни; они плыли, качались, тонули и вновь всплывали за глотком воздуха, цепляясь друг за друга, словно утопающие, и опять кружились, кружились в вихре, в шепоте, вздохах, под звуки "Прекрасного Огайо". 
Сеси напевала. Губы Энн разомкнулись, и зазвучала мелодия. 
- Да, я странная, - ответила Сеси. 
- Ты на себя не похожа, - сказал Том. 
- Сегодня да. 
- Ты не та Энн Лири, которую я знал. 
- Совсем, совсем не та, - прошептала Сеси за много-много миль оттуда. 
- Совсем не та, - послушно повторили губы Энн. 
- У меня какое-то нелепое чувство, - сказал Том. 
- Насчет чего? 
- Насчет тебя. - Он чуть отодвинулся и, кружа ее, пристально, пытливо посмотрел на разрумянившееся лицо. - Твои глаза, - произнес он, - не возьму в толк. 
- Ты видишь меня? - спросила Сеси. 
- Ты вроде бы здесь и вроде бы где-то далеко отсюда. -
Том осторожно ее кружил, лицо у него было озабоченное. 
- Да. 
- Почему ты пошла со мной? 
- Я не хотела, - ответила Энн. 
- Так почему же?.. 
- Что-то меня заставило. 
- Что? 
- Не знаю. - В голосе Энн зазвенели слезы. 
- Спокойно, тише... тише... - шепнула Сеси. - Вот так.
Кружись, кружись. 
Они шуршали и шелестели, взлетали и опускались в темной комнате, и музыка вела и кружила их. 
- И все-таки ты пошла на танцы, - сказал Том. 
- Пошла, - ответила Сеси. 
- Хватит. - И он легко увлек ее в танце к двери, на волю, неприметно увел ее прочь от зала, от музыки и людей. 
Они забрались в повозку и сели рядом. 
- Энн, - сказал он и взял ее руки дрожащими руками, - Энн.
Но он произносил ее имя так, словно это было вовсе и не ее имя.  Он пристально смотрел на бледное лицо Энн, теперь ее глаза были открыты. 
- Энн, было время, я любил тебя, ты это знаешь, - сказал он. 
- Знаю. 
- Но ты всегда была так переменчива, а мне не хотелось страдать понапрасну. 
- Ничего страшного, мы еще так молоды, - ответила Энн. 
- Нет, нет, я хотела сказать: прости меня, - сказала Сеси. 
- За что простить? - Том отпустил ее руки и насторожился. 
Ночь была теплая, и отовсюду их обдавало трепетное дыхание земли, и зазеленевшие деревья тихо дышали шуршащими, шелестящими листьями. 
- Не знаю, - ответила Энн. 
- Нет, знаю, - сказала Сеси. - Ты высокий, ты самый красивый парень на свете. Сегодня чудесный вечер, я на всю жизнь запомню, как я провела его с тобой. 
И она протянула холодную чужую руку за его сопротивляющейся рукой, взяла ее, стиснула, согрела. 
- Что с тобой сегодня, - сказал недоумевая Том. - То одно говоришь, то другое. Сама на себя непохожа. Я тебя по старой памяти решил на танцы позвать. Поначалу спросил просто так. А когда мы стояли с тобой у колодца, вдруг почувствовал - ты как-то переменилась, сильно переменилась. Стала другая. Появилось что-то новое... мягкость какая-то... - Он подыскивал слова: - Не знаю, не умею сказать. И смотрела не так. И голос не тот. И я знаю: я опять в тебя влюблен. 
"Не в нее, - сказала Сеси, - в меня!" 
- А я боюсь тебя любить, - продолжал он. - Ты опять станешь меня мучить. 
- Может быть, - ответила Энн. 
"Нет, нет, я всем сердцем буду тебя любить! - подумала Сеси. - Энн, скажи ему это, скажи за меня. Скажи, что ты его всем сердцем полюбишь". 
Энн ничего не сказала. 
Том тихо придвинулся к ней, ласково взял ее за подбородок. 
- Я уезжаю. Нанялся на работу, сто миль отсюда. Ты будешь обо мне скучать? 
- Да, сказали Энн и Сеси. 
- Так можно поцеловать тебя на прощание? 
- Да, - сказала Сеси, прежде чем кто-либо другой успел ответить. 
Он прижался губами к чужому рту. Дрожа, он поцеловал чужие губы. 
Энн сидела будто белое изваяние. 
- Энн! - воскликнула Сеси. - Подними руки, обними его! 
Она сидела в лунном сиянии, будто деревянная кукла. Он снова поцеловал ее в губы. 
- Я люблю тебя, - шептала Сеси. - Я здесь, это меня ты увидел в ее глазах, меня, а я тебя люблю, хоть бы она тебя никогда не полюбила. 
Он отодвинулся и сидел рядом с Энн такой измученный, будто перед тем пробежал невесть сколько. 
- Не понимаю, что это делается?.. Только сейчас... 
- Да? - спросила Сеси. 
- Сейчас мне показалось... - Он протер руками глаза. - Неважно. Отвезти тебя домой? 
- Пожалуйста, - сказала Энн Лири. 
Он почмокал лошади, вяло дернул вожжи, и повозка тронулась. Шуршали колеса, шлепали ремни, катилась серебристая< повозка, а кругом ранняя весенняя ночь - всего одиннадцать часов, - и мимо скользят мерцающие поля и луга, благоухающие клевером. 
И Сеси, глядя на поля, на луга, думала: "Все можно отдать, ничего не жалко, чтобы быть с ним вместе, с этой ночи и навсегда". И она услышала издали голоса своих родителей: "Будь осторожна. Неужели ты хочешь потерять свою магическую силу? А ты ее потеряешь, если выйдешь замуж за простого смертного. Берегись. Ведь ты этого не хочешь?" 
"Да, хочу, - подумала Сеси. - Я даже этим готова поступиться хоть сейчас, если только я ему нужна. И не надо больше метаться по свету весенними вечерами, не надо вселяться в птиц, собак, кошек, лис - мне нужно одно: быть с ним. Только с ним. Только с ним". 
Дорога под ними шуршала, бежала назад. 
- Том, - заговорила наконец Энн. 
- Да? - Он угрюмо смотрел на дорогу, на лошадь, на деревья, небо и звезды. 
- Если ты когда-нибудь, в будущем, попадешь в Грин-Таун в Иллинойсе - это несколько миль отсюда, - можешь ты сделать мне одолжение? 
- Возможно. 
- Можешь ты там зайти к моей подруге? - Энн Лири сказала это запинаясь, неуверенно. 
- Зачем? 
- Это моя хорошая подруга... Я рассказывала ей про тебя.
Я тебе дам адрес. Минутку. 
Повозка остановилась возле дома Энн, она достала из сумочки карандаш и бумагу и, положив листок на колено, стала писать при свете луны. 
- Вот. Разберешь? 
Он поглядел на листок и озадаченно кивнул. 
- "Сеси Элиот. Тополевая улица, 12, Грин-Таун, Иллинойс",
- прочел он. 
- Зайдешь к ней как-нибудь? - спросила Энн. 
- Как-нибудь, - ответил он. 
- Обещаешь? 
- Какое отношение это имеет к нам? - сердито крикнул он. -
На что мне бумажки, имена? 
Он скомкал листок и сунул бумажный шарик в карман. 
- Пожалуйста, обещай! - сказала Сеси. 
- ...обещай... - сказала Энн. 
- Ладно, ладно, только не приставай! - крикнул он. 
"Я устала, - подумала Сеси. - Не могу больше. Пора домой. Силы кончаются. У меня всего на несколько часов сил хватает, когда я ночью вот так странствую... Но на прощание..." 
- ...на прощание, - сказала Энн. 
Она поцеловала Тома в губы. 
- Это я тебя целую, - сказала Сеси. 
Том отодвинул от себя Энн Лири и поглядел на нее, заглянул ей в самую душу. Он ничего не сказал, но лицо его медленно, очень медленно разгладилось, морщинь! исчезли, каменные губы смягчились, и он еще раз пристально всмотрелся в озаренное луной лицо, белеющее перед ним. 
Потом помог ей сойти с повозки и быстро, даже не сказав "спокойной ночи", покатил прочь. 
Сеси отпустила Энн. 
Энн Лири вскрикнула, точно вырвалась из плена, побежала по светлой дорожке к дому и захлопнула за собой дверь. 
Сеси чуть помешкала. Глазами сверчка она посмотрела на ночной весенний мир. Одну минутку, не больше, глядя глазами лягушки, посидела в одиночестве возле пруда. Глазами ночной птицы глянула вниз с высокого, купающегося в лунном свете вяза и увидела, как гаснет свет в двух домиках - ближнем и другом, в миле отсюда. Она думала о себе, о всех своих, о своем редком даре, о том, что ни одна девушка в их роду не может выйти замуж за человека, живущего в этом большом мире за холмами. 
"Том. - Ее душа, теряя силы, летела в ночной птице под деревьями, над темными полями дикой горчицы. - Том, ты сохранил листок? Зайдешь когда-нибудь, как- нибудь, при случае навестить меня? Узнаешь меня? Вглядишься в мое лицо и вспомнишь, где меня видел, почувствуешь, что любишь меня, как я люблю тебя - всем сердцем и навсегда?" 
Она остановилась, а кругом - прохладный ночной воздух, и миллионы миль до городов и людей, и далеко-далеко внизу фермы и поля, реки и холмы. 
Тихонько: "Том?" 
Том спал. Была уже глубокая ночь; его одежда аккуратно висела на стульях, на спинке кровати. А возле его головы на белой подушке ладонью кверху удобно покоилась рука, и на ладони лежал клочок бумаги с буквами. Медленно-медленно пальцы согнулись и крепко его сжали. И Том даже не шелохнулся, даже не заметил, когда черный Дрозд на миг тихо и мягко прильнул к переливающемуся лунными бликами окну, бесшумно вспорхнул, замер - и полетел прочь, на восток, над спящей землей.